Таллинский бронзовый
солдат по-прежнему стоит между эстонским и русским населением Эстонии.
Поначалу извинявшиеся эстонцы теперь не вспоминают о событиях,
связанных с переносом памятника Солдату-Освободителю. Русские
воспринимают эту забывчивость как признак неизбывной русофобии эстонцев.
У странных событий – странные годовщины. После таллинской «бронзовой ночи» 26 апреля 2007-го прошло два года, но все будто бы вчера, и «Ночной
дозор» продолжает борьбу за то, что давно упокоилось на воинском
кладбище Таллина, а министр иностранных дел России не изменившимся за
два года голосом рассказывает «Би-би-си» про кощунственную акцию по переносу памятника Солдату-Освободителю. Чеканно и будто навсегда, как надпись на монументе. Эстонцы,
два года назад ужаснувшись увиденному, сокрушались: нехорошо
получилось, надо было как-то поделикатнее, и даже Март Лаар признавал:
что-то неправильное есть в том, что мы живем так, будто бы никаких
русских рядом нет. Прошло два
года, никто из эстонцев об этом не вспоминает, и для русских в Эстонии
это самый верный признак их неизбывной русофобии. «Они
построили симпатичное государство – но для себя», – говорят они, не
задаваясь вопросом, для кого они должны были его строить, если
неэстонцы критично за этими успехами наблюдали в лучшем случае со
стороны. Да, два года назад случилась очень
некрасивая история. Памятник, который мозолил глаза, решили перенести
ночью и тайком, вместо того, чтобы сделать это днем и с достойными
почестями. И сами эстонцы, между прочим, очень четко для себя
разграничивают, что в этой истории правильно, а что постыдно. И спора
никакого нет. Они сначала оправдывались, а потом словно спросили себя –
а почему они должны оправдываться, если на все вопросы они себе
ответили, а тех, кто в стороне, их ответы все равно не интересуют. Что они могут объяснить тем, кто в ту ночь рвал на себе тельняшки с торжествующим криком «Русский
медведь проснулся!» и сублимировал всю ненависть к симпатичной стране,
в которой не нашлось места им, с самого начала 90-х так вожделенно
ждавших этой «бронзовой» ночи. И
тем, кто не рвал тельняшки, а просто сочувствовал им, сидя у сошедшего
вдруг с ума телевизора, тоже ничего не объяснишь про нюансы, про то,
что нехорошо, а что неправильно. Это и есть вопрос:
почему эстонцы вообще должны оправдываться? Причем перед всеми, включая
просвещенный мир, который вяло, выдавая пережитой опыт пылающих
парижских предместий, интересуется: почему не отладили модель
интеграции, почему не подумали о рисках двухобщинности? Не подумали.
Недоучли. Виноваты. Только перед кем оправдываться и почему? Ответ
есть. Закон гетто. Один проницательный русский человек в Эстонии мне
объяснил то, что актуально отнюдь не только для Эстонии, что, в
общем-то, теоретически давным-давно исследовано, но вот так внезапно
практически воплотилось здесь. «Эстонцы
придумывают какие-то формальные программы интеграции, а мы сидим, как
негры в Гарлеме, и говорим: а еще вот этого дайте и вот этого, вы же
такие успешные, а не дадите, хуже будет. Из гетто никто не запрещает
выходить, наоборот, зовут, манят, нет проблем. Но зачем?» И
совершенно не важно, являются ли люди, законсервировавшие себя в гетто,
формально гражданами Эстонии, России или не имеют никакого гражданства
вовсе – кстати, наиболее выгодный вариант: им открыта безвизовая дорога
и в страны Евросоюза, как и гражданам, и в Россию, в которую
обладателям эстонских паспортов виза как раз нужна. Они
живут в стране, наблюдая за ней с чувством неизбывной обиды и
подсознательного превосходства, и крепнущим одновременно комплексом
неполноценности. Этот коктейль – то, что получилось в результате
попытки воссоздать для себя привычную апатридную советскую модель. Два
года назад эстонцы попытались наладить с ними диалог, испытав вдруг
неожиданный комплекс вины. А потом они от него быстро избавились,
потому что ответили себе на вопрос, почему они, собственно, должны
оправдываться. И в гетто снова обижены, а тут, пожалуйста, кризис, и с
ним выходит, почти как два года назад, как с Бронзовым солдатом, – с
одной стороны, неприятно, а с другой – почти праздник сбывшихся
ожиданий: поделом! И за два года стал, пожалуй,
окончательно ясен тот урок, который извлекли эстонцы, – в общем-то,
примерно тот же самый, что извлекают французы после буйств,
выплескивающихся из арабского гетто. Или, вообще, люди, считающиеся
себя европейцами, вынужденные сосуществовать рядом с неведомой,
непредсказуемой и обиженной массой. Сначала цивилизованный человек
смиряет злобу, потому что какой прок злиться на селевый поток, который
обрушивается, снося вместе с собой вековые завалы накопившейся грязи. В
общем, спрашивать остается только с себя, но быстро выясняется, что,
кроме нескольких избитых фраз, ответа нет, и его не требуется, пока
снова не начинает искрить. А потом к неизбежному злу привыкают, как
привыкают к плохой погоде, а климат в Эстонии на самом деле не ахти.
Эстонцы смирились. Виноваты? Может быть. Только перед кем? Но
тут-то и начинается самое интересное – попытка бегства. Татьяна
Муравьева, депутат эстонского парламента, два года назад при
голосовании по Бронзовому солдату воздержалась. Просто потому, что
разграничила то, что в гетто обычно не разграничивают: «Голосовать
за перенос я не могла, потому что у меня у самой здесь с войны могилы.
А против – глупо, потому что чем Бронзовому солдату не место на
воинском кладбище?» Муравьева в гетто враг. Хуже эстонцев. Российский
посол в Эстонии, в соответствии с руководящими духом и буквой, назвал
эстонские языковые комиссии репрессивным органом для кадровых чисток в
русских школах. Таллинский школьник Сергей Метлев публично назвал это
заявление неуместным и провокационным. Метлев теперь в гетто тоже враг. Списки
врагов публикуются в отдельно взятых русскоязычных газетах. Есть
хорошая новость: за прошедшие два года списки стали длиннее. Есть и
плохая: гетто стало еще угрюмее. Вадим Дубнов,
Газета
|
