Моя Эстония

Не узнаю´ в мешке, где скрыт Скапен лукавый,
Того, чей «Мизантроп» увенчан громкой славой.

Николя Буало «Поэтическое искусство»

Напыщенный и лишенный чувства юмора законодатель классицизма Буало к «Плутням Скапена» был несправедлив. Режиссеры – Лембит Петерсон и Эльмо Нюганен – убедительно это доказывают. В разном ключе. Петерсон следует всем канонам высокой (придворной?) комедии; его «Мизантроп» как рыба в воде чувствует себя в барочной атмосфере Кадриоргского дворца.

Скапен у Нюганена тоже чувствует себя как рыба в воде – буквально. Двор Городского театра превращен в пруд (художник Иварс Новик). Действие происходит на берегах этого водоема (по сюжету – Неапольского залива). Вокруг торчат валуны, некоторые – из синтетики, чтобы персонажи могли перебрасываться ими, как мячами, а также куличики из песка (намек на инфантильность обоих «любовников», Октава и Леандра). По пруду плавает игрушечная галера, о которой в пьесе постоянно упоминают. Унося галеру из пруда, актер берет ее в руки и на миг становится уморительно похожим на скульптуру Тауно Кангро «Калевипоэг»...

Бисер перед свиньями?

Мольер с его прямолинейным обличением пороков сегодня востребован именно потому, что подлость и низость человеческая уже не нуждаются в маскировке. К чему сложные реалистические характеры на сцене, когда в жизни все эти нувориши, хамы, лицемеры и циники примитивны и цинично откровенны?

Первый «Мизантроп» Лембита Петерсона (Молодежный театр, 1986) был благороден, честен и невыносимо зануден, как его герой Альцест. «Мизантроп» вообще редко кому удается: не удался и великому Анатолию Эфросу, хотя в его спектакле главные роли исполняли Валерий Золотухин и Ольга Яковлева. При том, что из этой высокой, но не слишком веселой комедии Мольера черпали авторы трех русских драматических шедевров. Характером Альцеста воспользовался (в предлагаемых обстоятельствах российского 1820 года) для своего Чацкого Грибоедов, а сцена чтения письма Селимены использована в «Ревизоре» и «На всякого мудреца довольно простоты».

Беда Альцеста не в том, что он называет глупца глупцом, мерзавца – мерзавцем, а графомана – графоманом. Может быть, это доставляет ему некоторое удовольствие: у героя абсолютный слух на этику и эстетику, низость и бездарность он чует за версту и спешит высказаться. Беда в том, что он наивно полагает, будто может исправить таким образом общество. Разница между Альцестом и Мольером (как и между Чацким и Грибоедовым) в том, что герой бичует пороки в частных беседах, тет-а-тет, не имея единомышленников, а автор – со сцены, перед залом, в котором – надеемся! – единомышленники есть.

Петерсон во второй постановке это почуял. Его Альцест (Отть Аардам) обаятелен, героичен, но вместе с тем и смешон, когда пытается резать правду-матку в глаза светской тусовке. Метать бисер перед свиньями – бесполезно: сожрут и не подавятся (хотя помои вкуснее). Тусовка эта эффектна, режиссер смотрит на нее глазами героя, однако во втором акте становится ясно, что все усилия Альцеста направлены в пустоту. И, может быть, смирившийся с несовершенством света умный циник Филинт (Мариус Петерсон) и коварная, ветреная, но такая изящная – как фарфоровая куколка – Селимена (Лаура Петерсон), которые воспринимают мир не таким, каким он должен быть, а таким, каков он есть, правы? Печально, но факт!

Все оказались в пруду

Нюганен поставил «Плутни Скапена» со студентами 25-го набора Школы театрального искусства Музыкально-театральной академии, то есть с теми же ребятами, которые играют в «Братстве Божьих шутов». Выбор безошибочен: в масштабной драме они уже сыграли, теперь пусть покажут себя в азартной стихии фарса! Да и кто, кроме студентов, способен прыгать с высоты на кучу песка, плюхаться при каждом удобном случае в воду, носиться по всему пространству «сценической ямы», играть в темпе «быстро, еще быстрее, так быстро, как только возможно, и еще чуть быстрее» – и при этом (вот тут дает о себе знать выучка Мастера) ничего не стесняться и оставаться в рамках образа и жанра!

«Плутней Скапена» труппа играет самозабвенно, бесстрашно. Что очень важно, фарс в трактовке Эльмо Нюганена и исполнении молодых актеров абсолютно лишен той пошлости и безвкусицы, которая так часто бывает присуща современным постановкам фарсов. «Плутни Скапена» в Городском театре – образец народной (ну хорошо, простонародной) культуры, но никак не массовой. Между ними – дьявольская разница. Массовая культура – для людей ограниченных, для тех, кому не нужны Шекспир, Фолкнер, Бальзак, Пушкин, Толстой, Достоевский, Чехов. А нужен продукт, который один раз уже ели, не требующий мыслительных процессов и желтый, как некоторые СМИ. А народная культура – это естественность, простота, не нуждающаяся в ухищрениях; не пошлое хихиканье и не фига в кармане, а здоровый и жизнерадостный смех над всем нелепым, глупым, мерзким.

В «Мизантропе» сатиры больше, чем юмора. В «Скапене» чистого юмора – тонны, но есть и сатира. Отцы – Аргант (Пяэру Оя) и Жеронт (Хенрик Кальмет) – типичные фарсовые купчины а-ля Панталоне из комедии дель арте; нажить богатство (конечно же, как сказано в книге, подаренной Остапом Бендером подпольному миллионеру Корейко, самым бесчестным способом) им хватило хитрости и бессовестности, но умный и прекрасно знающий человеческую натуру слуга Скапен без особого труда обводит их вокруг пальца. Дети этих нуворишей, плаксивый и беспомощный Октав (Прийт Страндберг) и туповатый пьянчуга Леандр (Карл-Андреас Кальмет), – великовозрастные балбесы, которых к отцовскому бизнесу не пристроишь. Невесты этих оболтусов, Гиацинта (Лийз Лассь и Кристийна-Гортензия Порт) и Зербинетта (Пирет Крумм и Майкен Шмидт), – явные охотницы за выгодными женихами, в искренность их чувств поверит разве что слепец. При этом все актеры невероятно обаятельны сценически, оттого сюжет и взаимоотношения персонажей мало что значат для публики, стихия театральной игры царит безраздельно.

Публика близка к обмороку

В этом спектакле трюк на трюке сидит и трюком погоняет. Гиацинта то и дело поглаживает себя по заметному животику, во время патетического монолога падает в пруд, а в финальной мизансцене рожает в воде – и из воды извлекают двух «новорожденных» кукол. Несколько раз персонажи спасаются от огромной осы, а когда пруд пустеет, откуда-то из-за крыш «вылетают» резиновые утки и садятся на воду (привычная для многих таллиннских водоемов картина).

Но самый ошеломляющий трюк связан с образом главного героя. Со Скапеном творятся удивительные вещи. Только что он выглядывал в окно на верхотуре – и вдруг оказался на земле. Барахтался в пруду, переплывал его туда и обратно – и несколько секунд спустя появляется в сухой одежде. Фокус раскрывается только в финале, когда появляются два Скапена. В программе к спектаклю сказано: Скапен, слуга – Мярт-Прийт Пиус. Но это не один молодой человек с двойным именем, а братья-близнецы, похожие как две капли воды. Вся труппа в изумлении падает в воду...

Публика тоже близка к обмороку.

Эльмо Нюганен сегодня в блестящей творческой форме. За полгода – три прекрасные постановки: «Братство Божьих шутов», «Время и семья Конвей», «Плутни Скапена». Давно он не работал так интенсивно. А занятые в двух из трех этих постановок студенты 25-го набора явно очень перспективны. «Плутни Скапена» – практически идеальный молодежный спектакль, не т.н. тюзятина (упрощенчество, адресованное «молодежной аудитории»), а мощнейший выброс юной творческой энергии, сумасшедший драйв и ощущение, что сегодня ты способен на все. (В пределах, очерченных умным и точным режиссером!)

Борис Тух
www.dzd.ee